Статьи

Статья посвящена проблеме определения эмитента так называемой «синдской» монеты. Многие исследователи считают ее чеканкой племени синдов. К ним относится и последняя по времени статья С. А. Коваленко, который в качестве причины выпуска монеты предлагает видеть стремление синдских царей к получению прибыли от ее чеканки. При этом в качестве металла для нее, по его мнению, использовались электровые монеты некоторых малоазийсикх центров (Кизик, Фокея), из которых получали серебро. Эта точка зрения опровергается химическими анализами состава металлов в «синдской» монете. Кроме того, она вступает в противоречие с некоторыми важными фактами. Прежде всего, нужно отметить, что монета чеканилась в Синдике, которая принадлежала греческим городам, которые находились на этой территории. Надпись Теопропида из Нимфея этого определенно подтверждает. Весьма важный момент состоит в том, что среди так называемых«синдских» монет имеется тип (сидящий перед зерном грифон), который имеет прямоеотношение к Фанагории. Уже только один этот факт опровергает мнение о монете, как принадлежащей синдам. К этому следует добавить также то, что монета Синдики имеет совершенно греческих характер. Совокупность разных фактов свидетельствует о том, что в V в. до н. э. на азиатской стороне Боспора Киммерийского существовал союз греческих полисов Синдики. Именно этот союз чеканил монету в момент агрессии Пантикапея против них для финансирования военных действий.

Статья посвящена публикации уникального бронзового кувшин из тайника погребения молодой женщины в раскопанном в 1989 г. кургане у хут. Красный Кут на левом берегу р. Маныч, датирующегося второй половиной II - началом III в. н. э. Кувшин уже неоднократно описывался и рассматривался в 1990-е гг., поэтому в данной статье мы ограничимся основными выводами, а также приведем новые параллели и соображения. Изображения и на ручке, и на тулове кувшина связаны с Троянским циклом, описанием событий, происходивших во время осады Трои, смерти Ахилла и истории жертвоприношения Поликсены Неоптолемом у гробницы своего отца. Если мы принимаем обоснованную здесь датировку рассматриваемого кувшина II в. н. э., а тем более временем Маркоманских войн, то очевидно, что не было большого разрыва между временем изготовления кувшина и его попаданием в погребение, хотя говорить о связи контекста находки с символикой кувшина не приходится - кувшин был спрятан в тайнике погребения молодой сарматки, вероятно, не первой его владелицы, а пути, по которым он попал к кочевникам в окрестностях Танаиса, могли быть различными, в том числе и через Боспор. На фоне других римских бронзовых сосудов из Сарматии рассматриваемый кувшин, безусловно, выделяется. Это была штучная работа высокого качества. Не случайно близкий по форме и технике декора кувшин, предположительно найденный в Тибре, рассматривают как императорский подарок.

О советской археологической литературе по античности, отличающейся богатством содержания и выверенностью формы изложения и изучение феномена хоры Херсонеса.

В статье публикуются две терракотовые статуэтки Деметры из египетской коллекции В. С. Голенищева (инв. № ГМИИ I, 1a 2867 и I, 1a 2899). Многочисленные аналогии им известны; наиболее близкие происходят из полисов Ионии и Северного Причерноморья. Кроме того, публикуемые терракотовые статуэтки имеют очевидное сходство с архаическими терракотовыми изображениями Деметры с Родоса. Терракотовые статуэтки Деметры из ГМИИ датируются, по-видимому, первой половиной VI в. до н. э. Они сделаны не из египетской глины и явно являются привозными, отсюда автор полагает, что они были завезены в Египет, скорее всего, через Навкратис. Возможная локализация их изготовления - Иония или Восточное Средиземноморье, где в архаическое и классическое время появились греческие фактории, например, в местечке Аль-Мина на территории Сирии.

Данная работа является третьей частью обзора археологической керамики из фондов отдела археологических памятников в секторе раннего железного века и раннего средневековья и в секторе средневековья ГИМ и посвящена она материалам эпохи средневековья. Материал представлен по разделам в соответствии с географическим, культурным и хронологическим принципами: керамика раннеславянского и древнерусского времени, Центральной Азии и Поволжья, византийского и хазарского периода, средневекового Крыма, Боспора и позднего средневековья. Хронологические рамки публикуемых материалов - от эпохи раннего средневековья до начала XX века. Раннеславянский и древнерусский блок представлен материалами из Гнёздова, памятниками Ярославского Поволжья и т. д. Коллекции Центральной Азии включают материалы таких памятников как Афрасиаб, Джанбас-Кала, Замахшар, Наринджан-Баба и др. Поволжские коллекции состоят из материалов Болгара, Биляра, Сувара, Маджар, Селитренного, Водянского и Царевского городищ. Большой блок византийской керамики представлен материалами Херсонеса. Коллекция керамики хазарского периода представлена классическими памятниками салтово-маяцкой культуры. Керамические коллекции Крыма и Боспора иллюстрируются материалами «пещерных городов», Феодосии, Керчи и Фанагории. Материалы времени Московской Руси - это керамика города Москвы и всех близлежащих губерний. Керамические сосуды происходят из различных памятников, многие из которых являются эталонными для своего времени. Фонды формировались с конца XIX в. и продолжают пополняться и в настоящее время. Многие коллекции до сих пор не изданы или изданы частично и требуют изучения и введения в научный оборот на современном научном уровне.

Строительная надпись топотирита Цулабиги (IOSPE³ V 172) находится на западной стене башни укрепления А. XI (балка Табана-Дере, Мангуп, Крым). Данный эпиграфический памятник, ранее датировавшийся 1503 г., недавно передатирован А. Ю. Виноградовым как ͵ϚΦΓʹ (6503 г. = 994/5 г. н. э.). Эта датировка, принятая рядом исследователей, вызывает ряд вопросов, разрешить которые призвана данная статья. Отнесение надписи к концу X в. не объясняет следующие особенности ее текста: 1) отсутствие индикта при дате от сотворения мира; 2) указание на правление одного топотирита, без упоминания императора или стратига; 3) датирующую формулу «ὑπὸ ἡμερῶν». Датированные официальные и строительные надписи, составленные на территории Византийской империи, регулярно содержат индикт до XII в. Чин топотирита до XI в. представлял собой второстепенную военную должность, но в XII-XIV вв. так назывались наместники разного уровня полномочий, в том числе автономные правители. Варваризм «ὑπὸ ἡμερῶν» зафиксирован в крымских надписях XIV-XV вв. При этом неопровержимых палеографических оснований для датировки X в. нет: почти для всех букв можно найти соответствия в надписях XIII в. Имя топотирита ΤΖΟΥΛΑΒΗΓΗ также не дает узкой хронологической привязки. Наконец, опубликованные результаты археологических исследований укрепления A. XI позволяют сделать вывод об отсутствии в Табана-Дере комплексов рубежа X/XI вв. Удовлетворительное решение дает прочтение года как ͵ϚѠΓʹ (6803 г. = 1294/5 г. н. э.). Это помещает надпись в хронологический контекст других памятников Мангупа.

Статья посвящена исследованию эпитафии на белокаменном надгробии 1529/30 г. с цитатой из покаянного стиха «Зрю тя, гробе» (CIR1001) в историко-культурном контексте эпохи. Оно было найдено в Новоспасском монастыре (Москва) и публикуется впервые. Расширение смыслового поля уникально для старорусских эпитафий XVI в. и отражает завершение глобального процесса индивидуализации образа Смерти в европейской (в том числе и древнерусской) культуре в XIV-XV вв. Покаянный стих «Зрю тя, гробе», распространившийся в поствизантийских рукописях и эпитафиях на Афоне со второй половины XV в., отражал индивидуализацию образа Смерти на православном Востоке. В русской иконописи он появляется в росписях северных дверей иконостаса в 1540-е гг. в качестве подписи к изображению лежащей в гробу Смерти-скелета, символизирующей участь каждого человека. О популярности данного покаянного стиха на Руси также свидетельствуют его многочисленные рукописные списки, наиболее ранние из которых относятся к началу 1470-х гг. Это произведение также оказалось созвучным намогильной эпиграфике, о чем свидетельствует исследуемая эпитафия. Таким образом, Смерть-скелет, явившаяся в мир благодаря грехопадению прародителей, в едином комплексе со стихом «Зрю тя, гробе», запечатленным в иконописи, книжной культуре и эпиграфике, утвердила в древнерусской культуре свое всемогущество и тщету земной жизни.

Очерк посвящен научному наследию доктора филологических наук, профессора Жанылдык Ныгизбаевны Жунусовой, внесшей фундаментальный вклад в казахстанскую лексикографию и сопоставительное языкознание. Особое внимание уделяется итогам юбилейного круглого стола, выпуску научного сборника «Как слово наше отзовется…» и биобиблиографическому указателю, отражающим масштаб научного вклада Жанылдык Ныгизбаевны. Автор очерка подчеркивает, что труды Ж. Н. Жунусовой стали основой для новых направлений филологических исследований, способствуя развитию научных школ и международной интеграции казахстанской лингвистики.

В статье проводится анализ романа американского фантаста Филипа Киндреда Дика «Человек в высоком замке» (1962) сквозь призму политической и метафизической проблематики. Несмотря на то, что творческое наследие Дика привлекает пристальное внимание литературных критиков и широкого круга читателей, оно остается сравнительно мало изученным, что свидетельствует об актуальности настоящего исследования. В романе «Человек в высоком замке» Дик создает альтернативную реальность, в которой нацистская Германия и Япония одержали победу во Второй мировой войне. Писатель не ограничивается реконструкцией политической истории и задает философские вопросы о сущности реальности, судьбе и человеческой свободе. Цель исследования заключается в анализе функционирования политического и метафизического компонента в поэтике романа Ф. Дика «Человек в высоком замке», для чего автором статьи были применены историко-литературный и структурный методы, позволившие провести анализ поэтики романа в свете выбранной проблематики. Автор публикации приходит к выводу, что концентрация писателя на исследовании совокупности политических и философских проблем приводит к многочисленным критическим сравнениям с идеями выдающихся мыслителей; политика пронизывает жизни персонажей Ф. Дика, которые, сталкиваясь с давлением тоталитарных режимов, вынуждены принимать происходящие ужасы как неизбежность; политическая реальность проникает в самую ткань повседневности, влияя на моральные и экзистенциальные решения героев романа. Взаимодействие между политическими и метафизическими темами раскрывается через характерные для творчества Дика философские мотивы, такие как идеи неоплатоников, гностиков и экзистенциалистов. Роман «Человек в высоком замке» является примером произведения, в котором политические и философские идеи органично переплетаются, формируя поэтику романа.

Автор исследует антропонимы, которые используются в текущем столетии православным тюркским этносом, проживающим на территории Челябинской области. Материалом для анализа послужили 60 нагайбакских имен собственных, попавших в коллекцию собирателя Николая Павловича Васильева. Объектом исследования являются непосредственно антропонимы, используемые в нагайбакском социуме. Автор статьи рассматривает отличительные черты традиции имянаречения в различных социально-культурных группах. Актуальность данного исследования заключается в важности изучения антропонимикона нагайбаков, который ранее не был представлен в научном дискурсе. Личные имена способны отражать как особенности религиозных, идеологических, культурных и этических установок общества, так и эстетические предпочтения народа в целом, что подтверждает необходимость рассмотрения антропонимикона для понимания специфики этнического сознания. В качестве метода исследования был выбран историко-этимологический анализ лексических единиц, в результате которого было обнаружено, что все собранные коллекционером и используемые в нагайбакском обществе антропонимы представляют собой заимствования из русского языка, получившие иной фонетический облик в языке малого народа. Большинство из этих имён собственных при этом могло попасть к нагайбакам через православные святцы при крещении.