Научный архив: статьи

С творчеством Достоевского Александр Зиновьев (1922-2006) познакомился в отрочестве, которое пришлось на период становления советского строя в России. Это обстоятельство отразилось на специфике восприятия Зиновьевым произведений Достоевского. Он проделал эволюцию от скептицизма и непонимания к принятию и сочувствию. Этому опыту постижения Достоевского посвящено эссе Зиновьева «Легенда о великом страдальце» (1981). Зиновьева привлёк опыт духовного поиска Достоевского. Писатели разных исторических эпох и эстетических систем, Достоевский и Зиновьев близки в их неустанном поиске разгадки «тайны человека», которая обоих привлекала 210 П.Е. Фокин. Достоевский и Александр Зиновьев: параллели и пересечения с юношеских лет и не оставляла до конца жизни. Для Достоевского она была заключена в тайне личности, для Зиновьева - в тайне общества как коллектива личностей. Имея большой опыт жизни в России и на Западе, оба писателя в качестве универсального материала для своих исследований однозначно выбрали русский народ и его историческую судьбу. Наследие Зиновьева не столько развивает, сколько дополняет открытия, сделанные Достоевским.

В статье предлагается сравнительный анализ трех переводов (А. Александру, З. Канаса, С. Патадзиса) с русского на новогреческий язык эпизода разговора Раскольникова с Мармеладовым. В основе исповедального сказа героя о своей жизни и его семье лежат оформленные и скрытые евангельские цитаты и аллюзии, фокусирующие внимание на особой роли Сони в преображении Раскольникова. Переводчику как профессиональному читателю необходимо распознать эту центральную смысловую линию и адекватно воспроизвести, используя ресурсы переводящего языка. Однако критический разбор вторичных текстов и сопоставление их с оригиналом убеждают в том, что евангельские цитаты и аллюзии далеко не во всех случаях воспроизведены в полном смысловом объеме. Евангельский текст часто не распознается переводчиками, которые, стремясь приблизить мысль Достоевского к читателю, не знающему литургический текст, осознанно упрощают перевод. Преобладающим трансформационным приемом является перифраза. Случаи прямого цитирования Нового Завета на разговорной форме древнегреческого языка, диалекте койне, языке богослужения, редки. Делается вывод о том, что переводчики, выступая интерпретаторами авторской идеи, нередко нарушают стратегию Достоевского, основанную на сотрудничестве с читателем.

В статье реализуются принципы микроанализа художественного текста на примере романа «Преступление и наказание». В этом русле выявляется «ошибка» Раскольникова. Имеется в виду его историческая «оглядка» на великих «установителей и законодателей человечества». 177 Достоевский и мировая культура. Филологический журнал № 3. 2024 Не менее важен для понимания произведения Достоевского контекст Священной истории. Историческая и ценностная иерархия этих контекстов обусловлена дифференцированными позициями автора и героя по отношению к Магомету. Его образ, одновременно входя в кругозор автора и героя, приобретает разное аксиологическое значение, особенно в сопоставлении мусульманского пророка с Христом: высокое для самого автора и низкое для героя. «Ошибка» Раскольникова целенаправленно «исправляется» автором, о чем свидетельствует переключение стилевого регистра художественной речи, изменение ее модальности, особенности функционирования цитаты/ реминисценции, ключевых слов и деталей, «сюжетная критика» героя и т.п. Микроанализ (с учетом графики и пунктуации) «странного» высказывания русского православного студента об Аллахе и его пророке свидетельствует о двух уровнях интертекстуальной цитации в приведенном фрагменте, соотнесенных одновременно с кругозором автора и героя. В контексте романа ряд законодателей и установителей человечества, определенный Раскольниковым (Ликург, Солон, Магомет, Наполеон), заменяется другим рядом (Авраам, Христос, Магомет). Так Достоевский наглядно раскрывает генеалогическую и духовную связь авраамических религий и их пророков в контексте Священной истории. Без учета этой религиозной генеалогии невозможна адекватная интерпретация последнего видения Раскольникова о «лоне Авраама». Созерцая «райскую долину», главный герой романа, подобно благоразумному разбойнику, оказывается рядом с праотцом.

В статье рассматривается одежда героев в романном мире «Преступления и наказания». Анализируется одежда бедных (лохмотья, дешевые материалы), одежда, которая скрывает и раскрывает (топор, невидный снаружи; кровь на одежде), гротескная одежда и т.п. В анализе особенно выделяется одежда влюбленных. Одеяние героев говорит как о фальшивости любви, так и об искренних чувствах и развивающейся любви между двумя парами: Разумихин-Дуня и Раскольников-Соня. Смена одежды Раскольникова, проведенная благодаря помощи Разумихина, является первым шагом в восстановлении героя. Смена головного убора Сони («платочек» - «платок») происходит по мере ее превращения из девушки, почти девочки, во взрослую женщину в «Эпилоге» романа.

В статье рассматривается влияние диалога Платона «Государство» на позднее творчество Достоевского. Отмечается роль диалога в идеологическом дискурсе Европы и России в середине XIX века и прослеживаются упоминания «Государства» в тексте романов «пятикнижия» и черновых записях Достоевского, свидетельствующие о знакомстве с ним писателя. В основной части статьи проводятся параллели между социально-философским представлением понятия справедливости в диалоге «Государство» и «Преступлении и наказании» Достоевского. Так, в начале диалога оппонент Сократа Фрасимах выдвигает тезис о вреде и бесполезности справедливости для «обыкновенных» граждан, и в процессе его обоснования практически полностью предвосхищает основные положения теории Раскольникова. В свою очередь, Сократ опровергает Фрасимаха аргументами, схожими с теми, что получает Раскольников. Выявляется общий вектор интерпретации Достоевским и Платоном темы 139 Достоевский и мировая культура. Филологический журнал № 3. 2024 справедливости. Однако прослеживается и важное различие: для Достоевского существует высшее, Божеское мерило справедливости, через которое осмысляется и справедливость общественная. Герои Достоевского как бы постоянно спорят с Богом, который допускает фактическую несправедливость, и могут делать из этой ситуации разные, в том числе и богоборческие выводы. Для Платона же справедливость - это гармония благих человеческих воль, к которой следует стремиться в реальном мире, своими руками строя благое общество, она всецело интеллектуально постижима и разумна.

В работе рассмотрены смыслы и цели присутствия в романе «Идиот» собрания сочинений Пушкина издания Анненкова, чье физическое, вещное присутствие описано автором в этом произведении настойчиво и акцентированно. Рассмотрена идея Достоевского о продолжающемся присутствии ушедшего человека в составе человечества в том случае, если он оставил по себе великую историю жизни и/или великие книги, как о первом - очевидном и базовом - уровне бессмертия. Рассмотрено понимание книг как нового тела ушедшего. Рассматривается совпадение авторских теорий творчества Пушкина и Достоевского и вплетение первого, биографического, тома в ткань романа. Обсуждается смысл воспроизведения князем «собственного почерка» игумена Пафнутия. Показывается несколько очевидных неопознанных прежде аллюзий высказываний героев на пушкинские тексты. Поясняется характер публикации «Рыцаря бедного» в анненковском издании Пушкина.

В статье рассматриваются возможные направления исследования роли романа Александра Дюма-отца «Три мушкетера» в «Идиоте» Ф.М. Достоевского, так как именно с тремя мушкетерами генерал Иволгин сравнивает себя, Епанчина и Мышкина-отца. В работе анализируются высказывания Достоевского о творчестве и личности Дюма-отца, встречающиеся в его публицистике. Так, во введении к «Ряду статей о русской литературе» писатель отмечает, что главный герой драмы Мериме «Le Faux Demetrius» вышел «ужасно похож на Александра Дюма». В статье анализируется образ Лжедмитрия, и делается предположение, что обозначенное Достоевским сходство может заключаться в той вольности, с которой оба героя обращаются с историческими сведениями с целью извлечения личной выгоды (привлечь читателей 81 Достоевский и мировая культура. Филологический журнал № 3. 2024 или сторонников в политической интриге). Также в статье мы обращаемся к рецензии на выставку в академии художеств за 1860-1861 годы, в которой сопоставляются художественные методы Дюма и Айвазовского, предпочитавших обыденности в своем художественном творчестве чрезмерные эффекты, на которые зрителю зачастую «больно смотреть». На основании этих и ряда других наблюдений делается предположение о сближении Достоевским образов писателя Дюма и генерала Иволгина. В последней части статьи анализируются сам роман «Три мушкетера» и образы его главных героев. «Точкой входа» во французский текст становятся определения троицы друзей - «неразлучные» и «кавалькада» - подчеркнутые генералом и являющиеся прямыми цитатами из оригинального текста. Проследив сформированные из этих слов концепты, мы делаем предположение о возможном символическом сюжете, присутствующем во французском произведении.

Статья впервые в достоевистике рассматривает проблему влияния исторических трудов выдающегося русского ученого, профессора Императорского Московского университета С.М. Соловьева (1820-1879) на творчество Ф.М. Достоевского. Известно, что Достоевский внимательно читал, многократно упоминал и имел эти труды в своей домашней библиотеке. На материале романа «Идиот» исследуется присутствие «Русской истории» Соловьева в художественном мире Достоевского как книги в книге. «История» Соловьева выполняет для Рогожина функцию Священного Писания, ибо он читает ее по совету Настасьи Филипповны с целью «образить» себя. Миссия по трансформации собственной личности путем чтения исторической литературы оказывается для Рогожина непосильной и провальной, ибо чувства ревности, обиды и мести берут в нем верх над идеалами жертвенного служения, братского 64 Н.Н. Подосокорский. «Русская история» С.М. Соловьева в романе Ф.М. Достоевского «Идиот» отношения и благочестия. В статье доказывается, что на самом деле Рогожин читает не «Историю России с древнейших времен», как полагали комментаторы первого и второго изданий академического Полного собрания сочинений Достоевского, но однотомную «Учебную книгу русской истории» того же автора, впервые опубликованную в 1859-1860 годах и к моменту выхода «Идиота» выдержавшую семь изданий. Анализируется, какие именно места из этой книги могут быть особенно актуальными для Рогожина в свете общего сюжета романа и его сложных взаимоотношений с князем Мышкиным и Настасьей Филипповной.

Статья посвящена роли «Истории государства Российского» (1818-1829) Н.М. Карамзина в романе Ф.М. Достоевского «Идиот» (1868-1869). Этот историко-литературный труд оказал значительное влияние на формирование мировоззрения Достоевского еще в детстве, но и во взрослом возрасте писатель высоко ценил многотомное сочинение Карамзина, имел его в своей домашней библиотеке, а, по свидетельству знакомых, знал его «почти наизусть». Доказывается, что упоминание в начальной сцене «Идиота» «Истории» Карамзина необходимо рассматривать в контексте всплеска общественного интереса к Карамзину, связанного с торжествами по случаю столетия со дня рождения историка, отмечаемого в России в декабре 1866 года (этот интерес не 31 Достоевский и мировая культура. Филологический журнал № 3. 2024 ослабел и в последующие годы, когда создавался и издавался роман «Идиот»). Образ Карамзина рядом русских литераторов и общественных деятелей второй половины 1860-х годов (в частности, близким к Достоевскому в тот период критиком Н.Н. Страховым) воспринимался как моральный ориентир для современников и идеал «прекрасного человека», что перекликается с образом князя Льва Мышкина, к которому и обращен призыв чиновника-всезнайки Лукьяна Лебедева - погрузиться в чтение «Истории» Карамзина. Уточняются и дополняются наблюдения других исследователей, писавших ранее о связи «Идиота» Достоевского и «Истории» Карамзина. Отдельное внимание уделено сопоставлению с «Идиотом» автобиографической повести Карамзина «Рыцарь нашего времени» (1802-1803), главного героя которой, как и героя романа Достоевского, зовут Леоном (и оба персонажа наделены чертами Дон Кихота).

ВВЕДЕНИЕ. Исследование посвящено творческой биографии поэта и переводчика  Н.И. Глазкова (1919–1979), неразрывно связанной с его путешествиями по Советскому Союзу, которые вдохновляли его на новые стихи и переводы. Своими стихами и впечатлениями он делился в письмах многочисленным корреспондентам, значительная часть которых жила в Тамбове. Н.И. Глазков неоднократно посещал Тамбов и жил в нём иногда по нескольку недель. Целью исследования является дополнение биографических сведений о поэте Н.И. Глазкове.
МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. Материалом для исследования послужили письма, написанные поэтом его тамбовским знакомым, его дружеские послания и дневниковые записи. В ходе анализа этих материалов использовались историко-литературный и литературно-биографический методы.
РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. С момента первого знакомства поэта с Тамбовом у него завязались прочные дружеские и творческие отношения с тамбовской творческой средой. Соответствие, выявленное при сопоставлении содержания писем Н.И. Глазкова тамбовским адресатам с дневниковыми записями поэта, позволяет сделать вывод об автобиографическом характере этих писем, а также уточнить некоторые факты биографии поэта.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ. Связь Н.И. Глазкова с Тамбовским краем – одна из наиболее значительных страниц в его творческой биографии. Практическая значимость этого вывода заключается в возможности использования эпистолярного наследия для дальнейших исследований творческой биографии поэта и установления его влияния на литературный процесс в Тамбове 1950–1970-х гг.

ВВЕДЕНИЕ. Живописный дискурс составляет существенно-важный элемент художественного творчества Ф.М. Достоевского, выполняющий особую символическую функцию и обеспечивающий дополнительную смысловую нагрузку. Цель исследования – проанализировать символическое содержание полотна испанского художника Д. Веласкеса «Портрет папы Иннокентия X» (1650) в контексте авторского замысла повести Ф.М. Достоевского «Кроткая».
МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. Объектом исследования служит повесть Ф.М. Достоевского «Кроткая», опубликованная в ноябрьском выпуске «Дневника писателя» за 1876 г., а также рукописные редакции и черновые наброски к повести. В методологическую базу исследования входит метод сравнительно-исторического и герменевтико-интерпретационного анализа. Междисциплинарный характер исследования обусловлен обращением к теологической, философской, исторической и искусствоведческой проблематике.
РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. В ходе исследования выявлено наличие символической корреляции между портретом понтифика и образом Закладчика. Мотивы обмана, деспотического господства, страха и потаённого сладострастия взаимно пересекаются и дополняют друг друга, образуя двойной портрет – папы и героя повести. Для самого Достоевского образ понтифика Иннокентия X мог являться своеобразным олицетворением католического института Папства и сокрытых в нём тенденций к духовному деспотизму и абсолютному господству над человеком. Яркий художественный приём, так и не реализованный в окончательной редакции повести, приобретает особое значение и звучание в контексте антикатолической полемики Достоевского.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ. Символическая функция папского портрета имеет важное концептуальное значение как внутри авторского замысла повести «Кроткая», так и за его пределами в контексте антикатолического дискурса Достоевского. Полученные выводы вносят важные коррективы к дальнейшему изучению повести Ф.М. Достоевского, углубляя её смысловое значение.  

ВВЕДЕНИЕ. Творческая личность Давида Бурлюка дала основания для присвоения его имени своеобразной Международной художественной авангардной награды. Рассмотреть ипостаси творческой личности «отца русского футуризма» Давида Бурлюка – значит проникнуть в мир искусства авангардного слова и разные формы художественности, что особенно актуально в наши дни, представляя большой интерес для изучения русского футуризма. Цель исследования – показать многообразие деятельности отца русского футуризма Давида Бурлюка в утверждении новых форм искусства.
МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. Материалом исследования послужил личный опыт автора статьи работы с творчеством Давида Бурлюка, жизнью и творчеством связанного с Тамбовским краем. Приѐмы сбора, систематизации и анализа материала лежат в основе использованных методов, в том числе библиографического, описательного, лингво-поэтического.
РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. Рассмотрены ипостаси творческой личности Давида Бурлюка, которые дали основания для присвоения его имени своеобразной художественной авангардной награды. Описана инновационная деятельность Давида Бурлюка в качестве организатора ведущей футуристической группы «Гилея», инициатора выставок, издательских проектов, презентаций творчества кубофутуристов в разных городах и регионах России.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ. Выявлены особенности поэтической работы Давида Бурлюка с нестандартными формами, в которых он выступал, как новатор, стимулируя к поиску своих коллег, особенно тех, которые примыкали к движению по мере его развития. Установлена важная ипостась творческой личности Бурлюка – «инстинкт эстетического самосохранения» – запечатление творческой деятельности в мемуарах, переписке и в журнале “Color and Rhyme”.