Убийство Каласа, совершенное мечом правосудия в Тулузе 9 марта 1762 г., — одно из удивительнейших событий, которое заслуживает внимания как наших современников, так и потомства. Мы быстро забываем о тысячах погибших в бесчисленных сражениях не только потому, что таков неумолимый рок войны, но и потому, что те, кто умирает на поле брани, могут сами сеять смерть среди врагов,— они не погибают беззащитными.
Когда угроза смерти уравновешивается возможностью победы, тогда ничто не поражает нас, и даже жалость несколько ослабевает: но если ни в чем не повинный отец семейства оказывается жертвой ошибки, низменных страстей или фанатизма, если у обвиняемого нечем защищаться, кроме собственной добродетели, если те, кто властен над его жизнью, не рискуют ничем, обрекая его на смерть, кроме опасности совершить ошибку, если они могут безнаказанно убивать человека своим приговором, тогда поднимается голос народа, каждый начинает бояться за себя, люди видят, что никто не может быть уверен в своей безопасности перед лицом трибунала, призванного охранять жизнь граждан; и все голоса объединяются, требуя мести.
Произведения Вольтера, собранные в предлагаемом двухтомнике, относятся к той живой, талантливой, остроумной, метко бьющей по религии и церкви публицистике просветителей XVIII в., которую горячо советовали переводить и издавать для атеистической пропаганды среди трудящихся Энгельс и Ленин.
Как сообщает в своих воспоминаниях, относящихся к лету 1917 г., В. Д. Бонч-Бруевич, Владимир Ильич заметил однажды, что совершенно необходимо «сделать выборки из сочинений атеистов и материалистов эпохи великой французской революции» и что «насмешки и издевательства Вольтера над католицизмом в высшей степени полезны для дезинфекции человеческого ума от миазмов религиозного тумана и представления недостаемости и неприкосновенности всей той божественной чепухи, которую столько сотен лет внедряли в сознание всех классов населения ловкие пройдохи всех религий, всех народов»
Статья посвящена анализу влияния Лиссабонского землетрясения 1755 года на трансформацию философско-антропологических представлений эпохи Просвещения. Основное внимание исследования уделено критике лейбницианского проекта теодицеи и его аксиологическим положениям, а также формированию на основании этой критики мировоззренческих категорий “оптимизма” и “пессимизма”. Исследуется, как катастрофа стала катализатором переосмысления онтологических, гносеологических и этических аспектов философкой антропологии: места человека в “безразличном” космосе, пределов рационалистической интерпретации мира, проблемы нравственных оснований в условиях структурной несправедливости физического мира. Особый акцент сделан на критике провиденциализма с деистических позиций Вольтером и с атеистических позиций философами французского материализма. Подробно исследуется роль Лиссабонского землетрясения в становлении докритической философии Канта с экспликацией интуиций его ранних произведений в теоретическую структуру критического периода, на основании чего происходит формирование положений критическогой “оптимизма”. Методология исследования сочетает в себе историко-философскую реконструкцию дискуссии Лейбница, Вольтера и Руссо о провиденциализме, дискурс-анализ философских произведений, осмысляющих событие Лиссабонского землетрясения (“Кандид, или Оптимизм” Вольтера, “Жак-фаталист и его хозяин” Д. Дидро, “докритические” работы И. Канта), интерпретацию концепций “оптимизма” и “пессимизма” в оптике философской антропологии Работа демонстрирует, как интеллектуальные рецепции Лиссабонского землетрясение не только эксплицировали “оптимистический” кризис лейбницианской теодицеи, но и способствовали переосмыслению исторических и физических аспектов человеческого существования. Автор выявляет, что материалистическая оптика в философии французского Просвещения (Д. Дидро, П.-А. Гольбах, Д. де Сад) интерпретировала человеческое бытие в регистре экзистенциальных рисков. Главным выводом становится тезис о трансформации философско-антропологических представлений: человек определяется как конечное существо, вынужденное искать пути примирения разума с природой в посткатастрофическом мире. Исследование показывает, что кантовский синтез, сочетающий гносеологический “пессимизм” познания с рационалистическим “оптимизмом” автономии разума, предложил конструктивную модель для современной философской антропологии, актуальную в условиях новых глобальных вызовов.
Кузнецов Виталий Николаевич (род. в 1932 г.) — профессор кафедры истории зарубежной философии философского факультета МГУ, доктор философских наук, автор более 120 научных трудов, в том числе книг «Вольтер и философия французского Просвещения XVIII в.» (1965), «Жан-Поль Сартр и экзистенциализм» (1969), «Французская буржуазная философия XX века» (1970) и др.
В книге освещается деятельность Вольтера — философа, историка, поэта, драматурга. В ней широко представлен документальный материал — переписка Вольтера, высказывания о нем современников, рассматриваются культурные связи Франции и России (Вольтер и русское общество, Фонвизин в Париже, интерес декабристов, Пушкина, Белинского к личности французского просветителя).
В книге впервые публикуются на русском языке важнейшие философские сочинения (трактаты, диалоги, письма) и новые переводы нескольких статей из «Философского словаря» крупнейшего представителя французского Просвещения XVIII в. Вольтера. Эти работы дают достаточно полное представление о комплексе его философских воззрений.
Для широкого круга читателей, интересующихся историей философской мысли.
Книга Алисы Акимовой «Вольтер» (серия «Жизнь замечательных людей», издательство «Молодая гвардия», 1970) рассказывает об основных сторонах жизни и деятельности французского писателя, философа и историка Франсуа-Мари Аруэ де Вольтера.
Вольтер (1694–1778) — один из крупнейших французских философов-просветителей XVIII века, поэт, прозаик, сатирик, историк, публицист, правозащитник, основоположник вольтерьянства.
В статье рассматривается, как очерк К. Батюшкова «Путешествие в замок Сирей» (1814), который камуфлируется под жанр литературы путешествий, перерастает этот жанр. Сравнение с образцами литературных предшественников обнаруживает преемственность лишь характерных приемов. Cтилистическая и идейная оригинальность Батюшкова соответствует ситуации, исторической и личной, в которой оказался поэт. Его очерк подводит итог эпохе Просвещения. Поскольку литература путешествий была сколом эпохи Просвещения, поэт подводит итог и самому жанру, каким он сформировался во второй половине XVIII века - к 1814 году.