В историко-социологическом исследовании рассматривается статья Г.С. Батыгина (1951-2003) о социологии морали, в которой он доказывает ее невозможность. Актуальность и значимость статьи автор усматривает в том, что она стала разделительной вехой на пути от «старой» к так называемой «новой социологии морали». Реконструируется аргументация Г.С. Батыгина, критически анализируются основные положения и понятия статьи. Для сравнения приводятся точки зрения на социологию морали других российских авторов, которые полагают, что эта социологическая дисциплина не только возможна, но и реально существует. По мнению автора, сами моральные явления трактуются Г.С. Батыгиным не вполне адекватно - только как отрефлексированные феномены сознания, - очевидно, потому, что это соответствовало требованиям сциентистской парадигмы, которой он решил придерживаться в своей статье. Тем не менее автор считает, что в рамках этой парадигмы аргументация Г.С. Батыгина, направленная на доказательство невозможности морали, неопровержима в смысловом и логическом отношениях. Но если доказано, что научная социология морали невозможна, то возникает вопрос: возможна ли она в другой парадигме и на основе иного способа познания, а именно философского? Пути к нему наметил сам первооткрыватель социологии морали Э. Дюркгейм, что отмечает Г.С. Батыгин. Примером философской социологии морали автор считает «материальную этику ценностей» и «социологию знания» М. Шелера. В заключение он характеризует собственную теоретико-методологическую позицию, в свете которой статья Батыгина расценивается как морально значимый поступок.
Исследуется соотношение общефилософских, формально-математических, специально-географических и иных герменевтических (метатеоретических) знаний в составе научной феноменологии. В центре круга знаний расположена чистая математика, организующая окружающее иерархическое пространство науки посредством феноменологического расслоения по уровням и автономным частям знаний. Феноменологический анализ и синтез осуществляют разделение и сложение функций интертеоретического объяснения и метатеоретического понимания. Различается несколько видов операций интерпретации координатных пространств, уравнений моделей, теорий и метатеорий общего и специального вида. Специальное метатеоретическое знание базируется на фактах и результатах их обработки с учетом своеобразия условий среды. География в секторе эмпирического знания ориентирована на изучение и картографирование особенностей среды проявления действия законов сквозных теорий (интертеорий), одинаково описывающих феномены природы, хозяйства и населения, что характерно для географических исследований. На основе базовых понятий и аксиом интертеорий создаются концептуальные, эмпирические и математические модели для обработки исходной информации и поиска инвариантов существования и изменения геосистем. Математическая герменевтика используется для расслоения неизвестных функций межкомпонентных связей на независимые функциональные слои (противоположности) средствами дифференциальной геометрии. В послойных уравнениях география становится наукой о средовой относительности пространственных переменных, что выводит на аффинные преобразования информации, которые соответствуют логическим правилам вывода новых знаний путем анализа и синтеза противоположностей. В итоге любые идеи философии и географии могут быть обосновано выражены математическими формулами.
Введение. Феноменология связана с систематическим размышлением и изучением структур сознания и явлений, проявляющихся в актах сознания. Она не рассматривает мир как объекты, взаимодействующие между собой. Поэтому многие философы считают, что феноменология - не философская школа и не доктрина, а скорее стиль мышления, своеобразный философский метод. Феноменология смерти не дает конкретных результатов исследований, она понимает ее и как созидательную силу, и как абсурдное явление. Ключевой сущностью смерти Ж.-П. Сартр называет абсурдность, бессмысленность ее, противоречащей здравому смыслу.
Материалы и методы. В процессе исследования использовались методы преимущественно теоретико-методологического характера: интегративный, причинно-генетический, реализация которых во взаимосвязи с синергетическим приемом дает определенные результаты. Эмпирической основой исследования послужили результаты опытов врача-онколога Дж. Лонга, изложенные в книге «Доказательство жизни после смерти», Р. Моуди «Жизнь после жизни».
Обсуждение и заключение. Особо значимы в европейском экзистенциализме и гуманизме анализы социальных функций смерти: уравнителя социальных статусов, функции не окончания жизни, а завершения. Созидающая функция смерти заключается в осознании человеком сути подлинного существования, смерть, по А. Шопенгауэру, вдохновитель, или музагет философии. Смерть - объективная реальность, она разрушительна, кладет конец всем замыслам, перспективам. Но есть еще субъективная сторона смерти - мысли и размышления о ней. Они иногда опасны, вредны. С другой стороны, они помогают увидеть важное, событийное, избавиться от мелочного, случайного, преодолеть зависть, т. е. вносят определенные коррективы в поведение, определенным образом регулируют его.
В статье акцент сделан на рассмотрении культурного опыта в феноменологии немецкого мыслителя Курта Ставенхагена (1884-1951). Дается оценка соотнесению явленности и неявленности вещей посредством их трансцендирования через природу и логос в сравнении с культурным опытом. Установлено, что категория культурного опыта в сопоставлении с эстетическим опытом дает представление о направленности трансцендирования вещей, а также становится дополнительным источником трансценденции. В подходе Ставенхагена выделяется характеристика культурного опыта как феноменологический ракурс схватывания вещей. При этом ключевой проблемой исследования является недостаточная полнота представлений о том, какое место отдано культурному опыту в трансцендировании вещей. Отчасти концепция Ставенхагена этот пробел восполняет.
Феноменологический подход к изучению видов искусств имеет свои особенности, которые складываются с момента появления данного направления. Феноменология интересуется музыкой в большей степени в силу её абстрактности, ведь несмотря на то, что она не имеет материальной формы, как скульптура, живопись или архитектура, музыка так или иначе крайне сильно способна влиять на психоэмоциональное состояние человека. Может показаться, что именно физиология, психология и физика должны быть основой подобных исследований, однако, как показывает А. Ф. Лосев в работе «Музыка как предмет логики», данная база не может в полной мере объяснить феномен подлинной музыки. Чтобы постигнуть или как минимум прикоснуться к настоящему феномену музыки, мыслитель вводит понятие «чистое музыкальное бытие», которое имеет свои основные положения. Целью статьи является рассмотреть и проанализировать предложенный А. Ф. Лосевым концепт чистого музыкального бытия в своей специфике и структурности. Исследуя основоположения по А. Ф. Лосеву, формируется вывод, что чистое музыкальное бытие есть бытие гилетическое, проявляющееся в хаотичной форме; музыка представляет собой борьбу с самостью, но имеет в себе жизнь чисел, отсюда и становится очевидной опора философа на античную идею связи математики с музыкой, однако мыслитель наделяет первое логичностью, а второе – алогичностью.
Статья посвящена изучению феноменологической эстетики Ханса-Георга Гадамера в контексте тембрального анализа текста. Авторы исследуют, как феноменологический подход Х.-Г. Гадамера может способствовать глубокому пониманию и интерпретации текстов, рассматривая их как сложные, многоуровневые структуры, требующие анализа эмоционально-экспрессивных средств. В статье подробно исследуются такие ключевые понятия, как слияние горизонтов автора и читателя, герменевтический круг и динамический характер горизонтов в контексте тембрального анализа текста. Особое внимание уделяется влиянию исторического контекста и личных предубеждений на процесс интерпретации текста, подчеркивается необходимость осмысления исторических и культурных горизонтов для полноценного понимания текста. Статья предлагает новаторский взгляд на процесс интерпретации литературного текста, сочетая феноменологическую эстетику Х.-Г. Гадамера с методами тембрального анализа. Данное исследование предполагает подход к анализу текста на стыке филологии и феноменологии в попытке преодолеть разрыв между философской эстетикой и практическим анализом текста. В статье успешно сочетаются теоретические постулаты Х.-Г. Гадамера и В.В. Виноградова с практическими методами анализа, что делает ее значимой для широкого круга исследователей в области гуманитарных наук.
Цель статьи состоит в определении обстоятельств, определяющих развитие одного из наиболее популярных сюжетов в изложении феноменологии Гуссерля: критика психологизма в вопросе об основаниях научного знания, а также последовавшие обвинения самого Гуссерля в «психологизме». В статье показано, что в XIX в. философия проходит ряд внутренних трансформаций, вызванных критикой со стороны естествознания. Одним из результатов этой критики становится заимствование философией некоторых принципов построения научного знания. К их числу относится опора на «факты» и «опыт». В применении к анализу субъективности это приводит к анализу психической жизни как сферы непосредственной достоверности. Философия отказывается от «метафизического» понятия души в пользу ориентации на «психические феномены», «факты сознания». Вместе с тем психология выдвигается на роль основной модели анализа субъективности; ее метод и подход могут теперь считаться «эмпирическими», а не умозрительно-спекулятивными. Фактический процесс развития как психологии, так и философии приводит к тому, что психология начинает рассматриваться как главная модель доступа и к психической жизни в целом, и к сознанию как особой выделенной области. Никакая версия альтернативного основоположения знания не может обойти этого фундаментального обстоятельства, если только намеревается предложить свою теорию субъективности. Это обстоятельство было, на наш взгляд, значительно более серьезным «вызовом» для Гуссерля и его философии, нежели тенденция к занятию философских кафедр психологами.