SCI Библиотека

В статье, на основе комплексного анализа источников, реконструирован мундир, вооружение и снаряжение драгунов Сибирского драгунского гарнизонного полка времен похода И.Д. Бухгольца 1715–1716 гг. Установлено, что сибирские драгуны носили зеленый мундир с красными обшлагами, красные камзолы и штаны. В качестве головного убора, вероятно, использовалась одна из разновидностей картузов («карпусов»). Широкое использование шляп – «треуголок» маловероятно. Основной разновидностью оружия дистанционного боя драгун были фузеи и, возможно, карабины. В ближнем бою применялись палаши. Собранные материалы позволили воссоздать внешний облик сибирского драгуна начала XVIII в.

Статья посвящена оценке значения мемуаров как источника по истории Русской православной церкви в 1918- 1921 гг. В условиях Гражданской войны те источники, которые представляются более «объективными» по сравнению с источниками личного происхождения, отчасти теряют свое значение. Нормативные документы зачастую представляли из себя «декларацию о намерениях», и реальная политика часто сильно отличалась от того, что было провозглашено в законах. Старая система делопроизводства была уничтожена вместе со старым государственным аппаратом, новая только начала создаваться, что не могло не сказаться на качестве отраженной в официальных документах информации. В этих условиях сведения, содержащиеся в источниках личного происхождения, приобретают особое значение. Они позволяют увидеть события глазами их непосредственных участников и очевидцев, понять их чувства и мотивы. Интерес представляют как воспоминания архиереев, священников и мирян, так и мемуары тех, кто осуществлял антирелигиозную политику. Сравнительный анализ различных нарративов в источниках личного происхождения и сопоставление данных воспоминаний с данными архивных документов позволяет уточнить важные детали истории Русской православной церкви в начале ХХ в. Воспоминания являются важным источником по истории гонений на верующих, позволяют получить важные данные о политической позиции Русской православной Церкви.

В статье рассматривается вопрос о финансировании праздничных церемоний в древних Афинах середины V - начала IV в. до н. э. В качестве основного источника используется эпиграфический материал - надписи, посвященные сдаче в аренду священных земельных участков (теменосов). В античной Греции существовало большое количество праздников, которые проводились помпезно. Судя по сведениям античных авторов, данным археологии и эпиграфики, на их проведение тратилось большое количество средств, которое поступало из разных источников. Анализ содержания надписей о сдаче в аренду теменосов позволяет представить, как происходило финансирование празднеств в древней Аттике в ходе сдачи в аренду священных земель. Проведенный анализ сведений эпиграфики показывает, что арендодатели (демы, фратрии и религиозные сообщества) в соответствии с условиями договоров об аренде теменосов предписывали арендаторам передавать денежные средства на финансирование общеполисных торжеств (Панафинеи, Апатурии, Дионисии), а также на местные праздники. Кроме того, часть выращенного урожая и скота отправлялась на проведение торжественных жертвоприношений, которые сопровождали каждый греческий праздник. За поступлением этих средств осуществляли контроль должностные лица афинского полиса.

В статье рассматривается отражение коллективной исторической памяти в рунической письменности. В V-VII вв. рунические надписи на каменных стелах начинают упоминать общественно-значимые события (смерть вождя, публичное жертвоприношение), тем самым закрепляя коллективную историческую память о них. Тексты, однако, содержат лишь «ключи», актуализирующие память, прежде всего личное имя. Возникшая меморативная функция меняет отношение к руническим памятникам: они воспринимаются как общественная ценность, которая охраняется проклятиями тому, кто причинит вред памятнику. Вырабатывается мемориальная формула, которая открывается «ключом» к исторической памяти: именем меморизируемого. Кардинальные изменения в развитии скандинавских обществ в IX-XI вв. затронули и руническую письменность. Преобразуется мемориальная формула: она открывается именем заказчика памятника, далее следует констатация установки памятника, имя умершего и указание на степень его родства с заказчиком. Перенос акцента на заказчиков памятника свидетельствует о важности сохранения информации об их родственной связи с умершим, вероятно, для подтверждения прав заказчиков - наследников умершего - на его наследство. Прославление умершего и «обнародование» его родственных связей, однако, не являлись общественно-значимыми событиями. Память о судьбах конкретных людей поддерживалась прежде всего в их семье и роде. Меморативная функция рунических памятников Х-XI вв. сужается, в них фиксировалась не коллективная, а родовая память. В дальнейшем руническое письмо окончательно утрачивает меморативную функцию, оно становится средством повседневной коммуникации между индивидами.

В статье выявлены, проанализированы, описаны основные методологические подходы к проблеме визуализации исторического знания. Сформулированы следующие исследовательские вопросы: может ли визуальный ряд, а не текст быть формой презентации исторического знания? может ли аффективное, а не когнитивное быть средством научного познания прошлого? может ли игровое кино быть историческим источником? На основе сравнения и теоретического осмысления текстов исследователей, принадлежащих к разным сферам науки (историков, культурологов, киноведов) выстроено междисциплинарное дискуссионное поле. Мнения авторов представлены в сочетании хронологического и тематического принципов с соблюдением методологической вариативности. Рассмотрены идеи Марка Ферро, Пьера Сор-лена, Роберта Розенстоуна, Дэвида Херлихи, Хейдена Уайта и других теоретиков истории. В качестве выводов отмечено, что вопрос о правомерности визуальной формы презентации исторического знания был поставлен в 1970-е гг. и к настоящему времени большинством исследователей решен положительно. Историческое познание в визуальном формате всегда оперирует не только когнитивными, но и аффективными стратегиями, адресуется как интеллектуальной, так и к эмоциональной сфере личности человека. В этом контексте игровое кино может быть историческим источником наряду с кино документальным. Однако, в отличие от хроник, художественный фильм фиксирует не столько факты, сколько представления о них. В этом смысле он несомненно является документом эпохи, но его чтение и интерпретация требуют от профессионала специфических умений на стыке исторической критики и visual studies.