Сибирский философский журнал

Статья предлагает критическое переосмысление устоявшегося в отечественной философской литературе представления об идеях психоанализа. Выделение психоаналитических концепций и необходимость их рассмотрения в истории философии ХХ века, а также в других учебных курсах привели к созданию ничем не обоснованного теоретического конструкта – «философии психоанализа». На фоне целого ряда проблем такого типа концептуализации мы предлагаем конкретизировать область взаимодействия философии и психоанализа до серии антропологических вопросов, которые имеют следствия для культурологической, этической и социально-философской проблематики, но уже в переработанном виде, не имеющем прямой связи с теорией и практикой современного психоанализа. Подобное уточнение, как показано в статье, позволяет более адекватно и корректно (без вольностей поверхностного и философски ангажированного перевода) представить оригинальность психоаналитических идей. Такой подход ставит нас перед вопросом, как именно современная психоаналитическая мысль может быть использована в качестве методологии в философско-антропологических исследованиях.

В статье рассматривается концепт «ризома» Ж. Делеза и Ф. Гваттари. Автор очерчивает проблему «древовидной структуры», реакцией на которую стала «ризома», осуществляет диалектический анализ «дерева» и «ризомы». Автором прослеживаются истоки «ризомы» в мысли французских философов, последовательно анализируются и комментируются выделенные ими принципы работы «ризомы». Затем «ризома» из онтологической области переносится в область литературную и иллюстрируется на примере романа «Страх и ненависть в Лас-Вегасе» Хантера С. Томпсона. Отдельное внимание уделяется перспективам понятия субъекта в контексте ризоматичности.

На примере эпистемических эхо-камер рассмотрены особенности закрытых информационных сообществ – как их пороки, так и выполняемые ими познавательные и социальные функции. Особое внимание уделено попыткам превратить очевидные недостатки (такие как изолированность, некритическое отношение к контраргументам, предвзятость) в преимущества, обеспечивающие в определенных случаях защиту и доступ к информации маргинализированным сообществам. Такая смена фокуса предполагает отказ от идеализированных нормативных представлений о субъекте и процессе познания. Вместо этого используется набирающий популярность подход – «не-идеальная эпистемология». Сформулировано предположение о том, что не-идеальная эпистемология является наиболее радикальной и «честной» формой социальной эпистемологии, так как не просто постулирует определенную зависимость субъектов познания от социальных контекстов, но и допускает существенную ревизию эпистемических обязательств в зависимости от социального статуса и положения.

Ключевой момент когерентистской концепции обоснования эмпирического знания Лоуренса Бонжура – когерентистская концепция наблюдения, которая а) постулирует существование особого класса когнитивно спонтанных убеждений, с которыми должны быть когерентны убеждения системы для того, чтобы считаться обоснованными; б) их достоверность определяется изнутри системы как следствие обобщения на множестве событий, когда убеждение появляется и оно с большой вероятностью истинно, и с большой вероятностью оно появится в ситуации, в которой оно будет истинным; и в) субъект обладает способностью рефлексивно схватывать в первом приближении содержание своей собственной системы убеждений. Среди основных источников вдохновения, которыми пользуется Л. Бонжур, можно обнаружить концепции «языкового перехода» У. Селларса и «истины-достаточности» У. Алстона. Большая часть материала посвящена аргументации в пользу построения решающего аргумента в пользу когнитивно спонтанных убеждений. Рецензия представляет собой детальный анализ второй части книги Л. Бонжура «Структура эмпирического знания» (гл. 5–6), посвященной разработке оснований когерентистской теории обоснования эмпирического знания.

В современной философии осмысляется как статус понятия вещи в себе, так и история его возникновения и трансформации. В данной статье рассматривается концептуальный сдвиг, который произошел с понятием «вещь в себе» в философии XIX века, поскольку это понятие до сих пор остается важным в контексте отношения к возможности познания реальности и статусу самой реальности. Рассматривается переосмысление вещи в себе в философии Шопенгауэра, Ницше, а также неокантианства марбургской школы (Когена, Кассирера, Наторпа). Сравнительный анализ работ всех рассматриваемых авторов позволяет сказать, что преимущественная ориентация у всех указанных авторов – на специфическую элиминацию понятия вещи в себе. Вещь в себе вне кантовской философии претерпевала изменения, связанные либо с попыткой избавиться от нее, либо определить ее таким образом, чтобы она не образовывала противоречивого для трансцендентальной философии трансцендентного полюса.

В статье рассматривается, как появляются новые объекты исследования в алгоритмической эстетике – танц-перформанс и арт-практика. Появление цифровых коммуникативных практик способствует созданию новых способов формализации партитуры танца, которые на сегодняшний день имеют разные технологические решения, в том числе и алгоритмические. Классическая эстетика не способна описать технологическую модернизацию художественного творчества, поэтому автор статьи предлагает рассматривать танц-перформанс и арт-практику в рамках алгоритмической эстетики.

В статье анализируются процессы универсализации и локализации евразийского социокультурного пространства, факторы, определяющие транзитивное состояние культуры и социальности локальных сообществ. Процессы социально-экономической модернизации оказывают доминирующее влияние на формирование социокультурных смыслов и побуждений, формируемых в ходе эволюции и меняющих конструкцию жизнедеятельности локальных сообществ. В процессе взаимодействия и взаимовлияния локальности и глобальности образуется система социокультурных маркеров, архетипов, генерирующих нормы поведения, цели, основания, ценности, детерминируя противостояние традиции и новаций, процессы интеграции и дезинтеграции. Прогрессирующая унификация социокультурной среды становится превалирующей тенденцией развития локальных сообществ, отражаясь на эволюции социокультуры, программируя разрыв с традиционными нормами и смыслами и доминирование инноваций в социокультурном пространстве.

Рассматриваются философские основания постчеловеческой коммуникативистики – нового раздела науки о коммуникациях, нацеленного на изучение природы и строения технобиоматериальных взаимодействий, коммуникаций материальных и цифровых актантов, характерные для них механизмы и тенденции взаимовлияния сил и процессов (как человеческих, так и нечеловеческих), приводящих к обмену действиями, аффектами, эмоциями и смыслами, циркуляции энергийных сил и интенсивностей, материальному становлению и дискурсивному разнообразию, и, тем самым, к материальным изменениям – умножению возможного через реализацию конкретных его инвариантов. Анализируется ряд изменений, обусловливающих необходимость институализации постчеловеческой коммуникативистики: новое понимание «человеческого субъекта» (отказ от идеи картезианской субъектности); пересмотр понимания информации (информация как «формация» / процессуальная генерация, а не фиксированный набор данных); расширение специфики понимания процессов взаимодействия и коммуникации (от обмена информацией между субъектами к процессуальным становлениям и циркуляции аффектов между телами / объектами). Рассматривается ряд философских, научно-исследовательских и прикладных теоретических идей, повлиявших на формирование концептосферы постчеловеческой коммуникативистики.

Многие современные исследователи предлагают отвергнуть веберовский подход, связывающий формирование современного капитализма с протестантизмом, как полностью ложный. В частности они при этом указывают на ложность периодизации: капитализм возник, по их мнению, не в эпоху Реформации, а гораздо раньше. В статье обосновывается тезис, что попытка опровержения веберовского тезиса через указание на неверность его периодизации представляется неубедительной. Рациональный капитализм действительно возник после Реформации и именно там, где она достигла успеха, что дает определенные основания для гипотезы о связи Реформации и формирования рационального капитализма. Конечно, само по себе это не доказывает истинности веберовской гипотезы, но во всяком случае мы не можем считать ее заведомо неверной.

Парадокс «Логико-философского трактата» в статье выражен следующим образом: согласно завершающим тезисам Трактата, мы должны признать его предложения бессмысленными, но в то же время, несмотря на заключение о бессмысленности всего сказанного в Трактате, мы должны сохранить приверженность идеям, выраженным в теле Трактата, поскольку именно на основании этих идей мы признаем его предложения бессмысленными. Парадокс рассматривается с точки зрения двух конфликтующих интерпретаций – метафизического и решительного прочтений «Логико-философского трактата». Сторонники решительного прочтения настаивают на том, что обсуждаемый парадокс является следствием метафизической интерпретации Трактата и может и должен быть элиминирован. В статье показывается, что данный парадокс обнаруживается в каждом из рассмотренных прочтений.

В статье рассматривается тезис об эпистемической зависимости, проблематизирующий современные представления о природе знания, его исторические и методологические предпосылки, а также следствия для понимания эпистемической рациональности. Показаны как нежелательные следствия его некритического принятия (такие как возможный разрыв между знанием и пониманием), так и возможность его трактовки в более общем социальном контексте – как конфликта эпистемических интересов. Отмечена важность этого феномена для анализа коллективного знания и коллективной рациональности.

В статье на элементарных примерах показано, что оценка риска зависит как от вероятности будущих событий, так и от их результатов. Показаны и проанализированы различные подходы к интеграции вероятностей и численных оценок возможных исходов. Обоснован субъективный характер риска. Предложено междисциплинарное определение риска, не связанное с какой-либо наукой либо группой наук. В основе определения лежит представление о том, что риск является следствием решений, принятых субъектом, который и оценивает их последствия. Поставлен вопрос об ответственности за решения в условиях риска.