Рец. на кн.: Гоше М. Правые и левые: история и судьба / М. Гоше; пер. с фр. В. А. Мильчиной. – М.: Новое литературное обозрение, 2024. – 144 с. (Серия «Интеллектуальная история»)
Рец. на кн.: Решетников А. Погоня за величием: тысячелетний диалог России с Западом / А. Решетников; пер. с англ. Ю. Игнатьевой. – М.: Новое литературное обозрение, 2024. – 384 с.
Рец. на кн.: Кембриджская школа. Теория и практика интеллектуальной истории / сост. Т. Атнашев, М. Велижев. – 2-е изд. – М.: Новое литературное обозрение, 2023. – 632 с. (Серия «Интеллектуальная история»)
В статье на основе методов британского историка К. Скиннера исследуются развитие и особенности концепции суверенитета в постколониальный период мексиканского государства (1820–1830-е годы). Обращаясь к идеям о значении авторской интенции, контекста, целях употребления понятия, автор анализирует формы слова «суверенитет» и его синонимы. Основным источником выступает периодическая печать того времени – пять газет, которые отражали как либеральные, так и консервативные настроения. В центре внимания находятся два северо-восточных мексиканских штата – Веракрус и Тамаулипас, демонстрирующие особенности использования понятия в портовых и приграничных территориях.
Главным стимулом к формированию суверенитета стала Война за независимость испанских колоний в Америке (1810–1826). Язык стал важным инструментом мексиканцев, направленным на интерпретацию новой политической реальности. Проведенное исследование позволяет сделать вывод, что в 1820–1830-е годы под суверенитетом понимали независимость во внутренних и внешних делах, а также верховенство и легитимность закона. При этом у либералов и консерваторов расходились трактовки источника суверенитета: если первые подчеркивали верховенство политической власти нации, то вторые отмечали его божественное происхождение. Сочетание местных (колониальных) и общеевропейских интерпретаций понятия стало особенностью мексиканского дискурса в этот период.
Политические предубеждения больших языковых моделей нередко становились предметом научного рассмотрения. Большинство исследователей, однако, скорее конкурирует в изобретении оригинальных способов выявлять предубеждения, нежели стремится ставить новые вопросы, с ними связанные, кроме: «Предубеждена ли эта модель политически?» и «Каков характер этого предубеждения?». Для оценки возможного влияния моделей на политическую реальность и получения ответов на некоторые вопросы регулирования необходимо также обладать способами изучения связи между предубежденностью и ее причиной. По качеству ответа на вопрос о выявлении зависимости между открытой предубежденностью и ее возможным источником я разделил подходы на три кластера: подходы, задействующие анкеты по определению политической позиции, исследования, посвященные способу составления промптов и откликов модели и их взаимосвязи, а также междисциплинарные исследования, в которых проводятся манипуляции с возможными источниками политических предубеждений больших языковых моделей. Последнее исследовательское направление кжется наиболее перспективным, несмотря на свою непопулярность на данный момент. Тем не менее продвижение в нем невозможно без тесного сотрудничества другими подходами, подпадающими под первые два кластера. К исследованиям проблемы предубеждений LLM должны привлекаться не только специалисты по компьютерным наукам, но и философы, политологи и другие специалисты в области социальных наук. Отдельного изучения также требуют политические предубеждения на стыке LLM и других технологий генеративного ИИ, в частности, технологий генерации изображений на основе промптов, составленных на естественном языке, рекомендательных алгоритмов и т. д. С точки зрения регулирования дальнейшее продвижение в области ослабления, искоренения и контроля политических предубеждений в алгоритмических инструментах потребует предоставления большего доступа исследователей к существующим и активно использующимся технологиям. Кроме того, кажется необходимым создание специальных институтов, посвященных изучению ИИ на стыке компьютерных наук, этики, философии сознания, нейрокогнитивных и социальных наук.
Онтологическая безопасность макрополитического сообщест- ва сводится к безопасному ощущению сообществом себя-в-мире, выражаемому в предсказуемой социальной среде и в устойчивости представления о Себе в прошлом, настоящем и будущем. Механизм рутинизации постулируется теоретиками как многократное повторение определенных социальных действий, предназначенных для вытеснения коллективной тревожности и достижения тем самым состояния онтологической безопасности. Настоящая статья представляет одну из первых попыток концептуализации понятий «рутинизация» и «рутина» в теории онтологической безопасности в международных отношениях. Автором демонстрируется, что рутина – некое представление, воспроизводимое в ходе рутинизации. В эмпирической части работы автор рассматривает рутинизацию представления о Нас как о жертве на примере двух эпизодов сербского биографического нарратива – историй о Второй мировой войне и о Югославских войнах. Релевантность выбора предмета обосновывается наличием и результатами исследований, посвященных теме коллективной жертвы в сербской политике. Конструирование виктимологического нарратива о Второй мировой войне осуществляется за счет повышенного внимания к теме жертв среди мирного населения («мученики Ясеновацкие» или жертвы нацистского террора). В случае же Югославских войн аналогичная задача решается через коммеморацию травмирующих эпизодов национальной биографии (операция «Буря», бомбардировки НАТО) и через оспаривание факта причастности к массовым преступлениям («геноцид в Сребренице»), способной «размыть» рутинизируемое представление о коллективной жертве сербов. Показано, каким образом рутинизация представлений о коллективной жертве способствует укреплению онтологической безопасности Сербии.
Несмотря на популярность концепта «Евразия» в российском политическом дискурсе нельзя сказать, что его содержание и географические границы отличаются определенностью. Данная статья посвящена анализу трансформации представлений о «Евразии» и нарративов регионостроительства в дискурсе В. В. Путина с 2011 по 2024 г. В рамках интерпретативистских парадигм в статье предлагается оригинальный нарративный подход к изучению процесса конструирования региона. Заимствуя концепцию «нарративного шаблона» Дж. Верча и используя герменевтическую теорию нарратива, автор осуществляет нарративный анализ ключевых выступлений В. Путина, связанных с темой «Евразии» за 14 лет. Исходя из специфических нарративов о «Евразии», артикулировавшихся Путиным в различных контекстах, в статье были выделены повторяющиеся темы и общие нарративные элементы, на основе которых были реконструированы нарративные шаблоны.
Результаты исследования показывают, что в дискурсе Путина концепт «Евразия» приобретает три основных значения с разными географическими границами: государства (Россия), региона (постсоветское пространство) и континента («Большая Евразия»). Также в дискурсе Путина выделяются два нарративных шаблона о «Евразии»: функционально-экономический и цивилизационно-суверенный. В рамках этих шаблонов формируются различные сюжетные линии и образы «других», основанные на различных представлениях о будущем, что раскрывает двойственную логику воображения о «Евразии».
«Суверенитет» как единица языка стремительно начинает заполнять многообразные смысловые ниши, выступая при этом в качественно различающихся семантических статусах. Традиционно терминология суверенитета увязывается с его государственными, народными и национальными версиями, с дихотомией верховенства и независимости, с распространенной таксономией С. Краснера (1) внутренний суверенитет публичной власти во взаимодействии с обществом; 2) международный суверенитет как международно-правовой принцип; 3) «вестфальский» суверенитет как равноправие игроков в международной политике; 4) суверенитет взаимозависимости как способность государства контролировать трансграничные потоки). В нынешнем публично-информационном пространстве номинации, связанные с суверенитетом (шире – свойствами суверенности), проникают в самые разные предметные области. В так называемых «экстралегальных» значениях и словосочетаниях – применительно к политическим, культурным, технологическим, гносеологическим, виртуальным предметам, в виде концептов, или (в отличие от терминов в строгом понимании), образований с открытыми возможностями множественных интерпретаций, с выраженными субъективными началами.
Здесь возникают все новые контурные схемы, концептуальные фреймы, семантические образования. Из общего корневого прототипа начинают произрастать многочисленные производные. Суверенитет в политико-языковой коммуникации перестает восприниматься как что-то само собой разумеющееся, автореферентное. Появляющиеся во множестве концепты (в отличие от юридически строгих категорий) предстают в различных семантических позициях, берут на себя оборачиваемые субъектно-предикатные роли. Наряду с политико-правовыми терминами здесь появляются концепты-переживания, концепты-события, конвенционально нагруженные символы и, наконец, эмблемы идейных диспозиций. Этот процесс разрастания смысловых нюансов и вариантов словоупотребления отмечен своей стадиальностью и происходит в различных режимах. Семантическая деривация организована по правилам регулярности, логически последовательно, порождает иерархические структуры производных в их линейности. В иной версии новые концепты могут появляться и вне определенного узуса. Они, скорее, характеризуются спорадичностью, калейдоскопической ситуативностью, используются вне общепринятого значения, множатся ризоматически, проникая в контексты, которые, казалось бы, не связаны между собой. Такой режим семантической производности характеризуется как окказиональный, или обусловленный отдельными случаями. Концепты суверенности в зависимости от этого служат разноплановым целям.
Опыт показывает, что нарративы постепенно превращаются в основной инструмент организации публичного дискурса, обретая субстанциональное значение для всех политических акторов, маневрирующих в пространстве власти. В этой связи возникает исследовательская проблема: как механизмы публичного продвижения политических историй изменяют коммуникативную среду в пространстве власти, вписываясь при этом в общеполитический курс государства и влияя на цели конкурирующих с ним акторов, тем самым трансформируя реакцию общества на соперничество заложенных в историях политических смыслов и ценностей.
Одним из способов решения этой проблемы является рассмотрение роли нарративов в поле публичной политики, где последняя понимается как разновидность пространства власти, отражающего конкуренцию соперничающих сил и их целенаправленных проектов. Такой ракурс изучения, соединяющий устоявшиеся в научной литературе трактовки государственных политик с целенаправленным использованием нарративов, позволяет уточнить политический функционал этой когнитивной конструкции, влияющей на общественное мнение и политические изменения.
Методологически решение этой задачи предполагает использование принципов неклассической и неонеклассической методологий с их номотетическими стратегиями, позволяющими связать развертывание политических повествований с акторами публичной политики, а также структурами и механизмами политико-административного регулирования. Это позволяет корректно использовать лексику целевого применения нарративов, описывая соответствующие акции структур и институтов через призму конструктивистских, коммуникативных и нарративных подходов, раскрывающих процесс усвоения людьми целевых инвективов и учитывающих трансверсальные связи публичных и латентных акторов, административные и политические методы политического проектирования.
Вступительное слово редакции журнала “ПОЛИТИЧЕСКАЯ НАУКА” к выпуску №2 (2025г.)
Эффективность государственной политики по обеспечению кибербезопасности и информационной безопасности напрямую зависит от того, насколько успешно такие меры будут соблюдаться гражданами на национальном уровне. В рамках данного исследования рассматривается влияние когнитивно-рациональных, ценностно-аффективных и социально-демографических факторов на поддержку респондентами проводимой государством политики в сфере информационного регулирования на примере выбранных кейсов регулирования социальных сетей и введения обязательной системы распознавания лиц в общественном транспорте. В ходе исследования применялся факторный опрос (N=395) с использованием виньеток, позволяющих рассмотреть эффекты фреймирования на восприятие респондентами предлагаемых мер. Анализ результатов эксперимента в данном исследовании показал, что фреймирование новостей путем убеждения населения оказать поддержку предложенным мерам в краткосрочном периоде не приводит к росту поддержки мер, в то время как факторы, оказывающие влияние на общественное восприятие, имеют менее изменчивый во времени характер и включают в себя гражданскую идентичность, доверие политической системе и оценку опасности киберугроз. Результаты исследования позволяют нам подтвердить гипотезу о прямой связи гражданской идентичности и поддержки рестриктивных мер, а также частично подтвердить предположение о том, что политическое доверие граждан и специфика восприятия киберугроз положительно влияют на поддержку введения мер. Кроме того, был получен интересный результат, связанный с неоднородностью поддержки государственных мер на различных уровнях политического доверия респондентов, что позволяет обозначить дальнейший потенциал исследований общественного восприятия таких мер с учетом доверия политической системе и отдельным политическим акторам (правительству, спецслужбам, армии и т. д.) в России.
В статье рассмотрены концептуальные и методологические трудности эмпирического измерения военного потенциала государств в мировой политике. Современная теория международных отношений и политическая наука, как правило, трактуют понятие «военная сила» как диспозиционную или эпизодическую характеристику. В первом случае рассматриваются ресурсы и потенциалы, доступные странам для осуществления силового принуждения (или отпора внешнему давлению). Во втором случае военная сила актуализируется исключительно в виде непосредственного применения в вооруженных конфликтах. В первой части статьи рассматриваются концептуальные достоинства и недостатки этих подходов, а также имеющиеся проблемы операционализации военной мощи. Как показано в статье, наибольшее внимание к изучению роли военной силы в мировой политике уделяется в рамках реалистского подхода в теории международных отношений, однако в силу методологических ограничений проблема оценки и ранжирования военных потенциалов стран в настоящее время остается нерешенной. Во второй части рассматривается опыт изучения индикаторов военной мощи государств в мировой политике. Основной вывод – существующие разработки по количественной оценке военных потенциалов все последние десятилетия оперируют исключительно прокси-переменными в виде объема оборонных расходов в постоянных долларах США и численности вооруженных сил. В заключительной части статьи рассматриваются перспективные индикаторы военной мощи как диспозиционного или эпизодического явления.