Дается краткая характеристика материалов могильника Сичагоу (уезд Сифэн городского округа Телин пров. Ляонин, КНР), II–I вв. до н. э. Изложена история его открытия и исследования. Памятник был открыт в 1955 г., он серьезно пострадал от разграбления, отчет о раскопках был издан спустя 66 лет после завершения полевых исследований, что осложнило интерпретацию материалов. С момента обнаружения памятника и до настоящего времени в археологической науке КНР основное внимание уделяется вопросу этнической принадлежности населения, оставившего могильник. Эта проблема решается с опорой на данные письменных источников. В разное время выдвигались гипотезы о принадлежности могильника Сичагоу сюнну, ухуань, фуюй (пуё) и сяньбэй. В настоящее время в китайской археологии утвердилась «ухуаньская» версия. В Республике Корея изучение материалов Сичагоу началось в 1990-е гг., они используются для реконструкции этнокультурных процессов в Восточной Азии, а также привлекаются в качестве аналогий при решении конкретных задач корейской и восточноазиатской археологии. Среди южнокорейских археологов наиболее распространено мнение о «пуёской» принадлежности памятника.
Представлены серии биметаллических мечей и кинжалов из опубликованных материалов и музейных коллекций, в том числе полученных авторами во время научных командировок по гранту РНФ. Выбраны две представительные группы изделий, относящихся к культурам Северо-Восточного (государство Фуюй) и Юго-Западного Китая (государства Дянь и Елан), и проведено их сопоставление в контексте феномена биметаллизма в археологии Евразии. Установлено, что они представляли изделия, различавшиеся в морфологическом и технологическом отношении, что не исключает типологическое подобие этих групп как между собой, так и с другими образцами биметаллического и связанного с ним оружия на евразийских просторах, причем сходство может проявляться не только в общем облике, но и на уровне отдельных элементов. В качестве особого направления исследования обозначена проблема хронологии дунбэйских памятников с биметаллическими мечами, так как учет всего комплекса находок в некоторых могилах позволяет предположить существенно более поздние датировки.
Для цитирования: Войтишек Е. Э. Памяти Сергея Александровича Арутюнова (1932–2023), члена-корреспондента РАН, выдающегося российского этнолога и антрополога (Институт этнологии и антропологии РАН, Москва). Вестник Новосибирского государственного университета. Серия: История, филология. 2025;24(4):163-164.
Предметом данного обзора являются научные и научно-популярные книги, изданные в Китае в первые два десятилетия после появления в 1987–1989 гг. в археологической периодике сведений о ритуальных бронзах Саньсиндуя. В 1992 г. выходит первый альбом, включающий ритуальные бронзы Саньсиндуя. В 1991–1993 гг. увидели свет два сборника статей по итогам проведенных в 1990-х гг. научных конференций. Один посвящен культуре Саньсиндуй, в другом предпринята попытка связать памятник с более поздней культурой Ба-Шу. В 1994 г. опубликован цветной альбом, в котором изданы многие бронзовые изделия Саньсиндуя. В 1999 г. издан монографический отчет о раскопках жертвенных ям Саньсиндуя с полным научным описанием находок. В первом десятилетии XXI в. последовали многочисленные научно-популярные книги. Публиковались также как серьезные научные монографии, так и сборники статей по итогам научных конференций. Во второй половине десятилетия стартует продолжающееся издание «Исследования Саньсиндуя» («Саньсиндуй яньцзю»). Подводит черту под исследованиями Саньсиндуя в первом десятилетии XXI в. трехтомное полное собрание археологических материалов, обнаруженных на памятнике. Первый том этой публикации посвящен бронзовым изделиям.
Статья посвящена анализу ранней корреспонденции Н. Я. Бичурина с корейскими посланниками в Пекине на материалах из собрания Института восточных рукописей РАН. Письма первой четверти XIX в. представителей миссий двух стран не встречаются в изданных сборниках документов. Целью данной статьи является анализ содержания писем, описание взаимоотношений между членами миссий, определение исторической ценности их ранней корреспонденции для изучения китайско-российско-корейских отношений накануне Нового времени и введение писем в научный оборот. Содержание писем свидетельствует о глубоком взаимном интересе и стремлении обеих сторон получить ценные знания в различных сферах. Новизна исследования заключается в том, что данные рукописные материалы, тесно связанные с великим российским китаеведом Н. Я. Бичуриным, прежде не изучались и не были опубликованы. Актуальность исследования вызвана ростом научного интереса к новым рукописным материалам по истории российского китаеведения и российско-корейских отношений.
Cтатья посвящена источниковедческому анализу главы «Гуай шэнь» (怪神 «Чудища и божества»), входящей в состав сочинения «Фэн су тун и» (風俗通義 «Проникновение в смысл веяний и обычаев»). Оно было написано Ин Шао (應劭, ум. до 204 г. н. э.) – мыслителем-конфуцианцем и государственным деятелем, жившим в конце правления империи Восточной Хань. Глава представляет собой собрание анекдотических сюжетов о столкновениях человека со сверхъестественным и затрагивает одну из мало освещенных в древнекитайских текстах тем – локальные культы эпохи Хань (漢, 202 г. до н. э. – 220 г. н. э.). Предпринята попытка определить источниковую базу главы, рассматриваются вопросы непрямого цитирования и параллельных сюжетов. Представлена классификация этих сюжетов, и охарактеризованы пути заимствования автором вошедших в нее историй.
Статья представляет собой подробное изложение и анализ главы «Шо жи» («Толкование [представлений о] солнце») трактата «Лунь хэн» («Весы суждений») выдающегося древнекитайского мыслителя Ван Чуна (27–102?). Рассматривается ряд проблем астрономического и космологического характера, в частности взгляды на форму неба, характер движения солнца и луны, механизм солнечных затмений, представления мифологического характера (о десяти солнцах и о якобы живущих на небесных светилах существах), а также природа звёзд и процесс возникновения дождя. В ходе изложения подробно анализируются источники утверждений, критикуемых Ван Чуном, а также его собственные взгляды на рассматриваемые феномены. В итоге делаются выводы о ценности главы как источника по древнекитайским астрономическим и космологическим идеям, неизвестным по другим текстам, а также о специфике его представлений об устройстве мироздания, в котором небо мыслится вращающимся параллельно земле плоским диском, по которому в обратную сторону движутся солнце и луна, приближение и удаление которых от наблюдателя создает иллюзию восхода и заката.
В статье дана характеристика образа лебедя в традиционном мировоззрении бурят. Выяснено, что в народных представлениях бурят образ лебедя полисемантичен и наделен положительной коннотацией. Анализ лексики показывает, что буряты обращали внимание на такие биологические признаки лебедя, как его размеры, окрас оперенья, голос. Тотемный культ этой птицы проявлялся в выполнении обряда почитания, в табу на ее убийство и употребление в пищу ее мяса. Лебедь был инкорпорирован в дарообменные практики бурят. Выделено, что в символике лебедя особое значение придавали белому цвету оперенья. Эта птица наделялась небесной, солярной, водной природой и женским началом. С ее образом связаны идеи небесной благодати и благоденствия, мотив оборотничества. Нарушение ее полета воспринимали как знак грозящей беды и болезни. Она выступала вестником высших сил, наступления лета и зимы. В шаманской поэзии бурят она предстает ездовым животным шамана, его духом-помощником.
В научный оборот вводится комплекс железных предметов, найденных в окрестностях Енисейска, на территории пос. Байкал, и хранящихся в фондах Енисейского музея-заповедника им. А. И. Кытманова. В комплекс входят железное Y-образное изделие и пять разнотипных наконечников стрел. Среди последних присутствуют широкие плоские срезни монгольского времени и длинные бронебойные стрелы с шипами, характерные для таежного населения региона. На большинстве вещей наблюдаются следы окалины. Набор предметов позволяет предполагать, что здесь в ходе земляных работ было разрушено погребение по обряду трупосожжения на стороне. Комплекс относится к позднему этапу лесосибирской культуры и может быть датирован XIII–XIV вв.
В научный оборот вводятся результаты анализа личного инвентаря из сопровождавшегося шкурой коня средневекового захоронения женщины и новорожденного ребенка. По радиоуглеродным данным погребение датируется второй половиной IX – началом XIII в. Бронзовые позолоченные серьги с длинной подвеской имеют близкие аналогии из набора украшений элитных женских захоронений с конем с территории Горного Алтая и Монголии. На фрагменте зеркала, отлитого из меди с высоким содержанием олова, сохранилась часть орнамента, известного как «виноградный». Сделан вывод о том, что в древнетюркское время сочетание золотых или позолоченных серег, китайского «виноградного зеркала», пряслица и ножа составлял типичный погребальный набор знатной женщины у народов Южной Сибири и Монголии.
Представлены результаты изучения орудий труда из объектов некрополя Горный-10. На данном памятнике, расположенном в Красногорском районе Алтайского края, экспедициями Алтайского государственного университета и НПЦ «Наследие» в 2000–2002 гг. исследованы 75 грунтовых погребений эпохи Тюркских каганатов. Анализируемая коллекция включает 40 ножей, пять шильев, пять игл, три тесла, два кресала, напильник, молоток-напильник, деталь плети, а также изделие с неустановленным функциональным назначением. Данные предметы в большинстве случаев были зафиксированы в составе погребального инвентаря in situ. Изучение общих и особенных морфологических признаков орудий труда с привлечением известных аналогий из памятников Северной и Центральной Азии подтвердило их бытование в рамках начального периода раннего Средневековья, в основном в границах второй половины VI – первой половины VIII в. н. э.
Выполнен технико-технологический, петрографический и термический анализ керамики васюганского этапа кулайской культуры с Киреевского III городища. Установлено, что гончары отбирали ожелезненные алевритистые глины, сложенные иллитом, кварцем и полевыми шпатами. Дресва получена из катаклазированных гранитов. Один сосуд отличается по минеральному составу глины и является, предположительно, импортным. Выделено пять рецептов формовочной массы, основным из которых является «глина + дресва». Начины изготавливались по донной программе, полое тело наращивалось лоскутами. Поверхности обрабатывались заглаживанием, переход от веничка к тулову изнутри обработан зубчатым орудием. Термический анализ показал, что посуда имеет различную степень потери массы. Наибольшее сходство в технологии обнаружено с другими кулайскими памятниками Томского и Новосибирского Приобья.